Викинги. Ирландская сага - Страница 102

102

Доннел вновь повернулся к остальным и заговорил едва слышным шепотом:

— Думаю, что они там.

Меч он держал в правой руке, а факел — в левой, и именно мечом он указал на купу деревьев. Если только фин галл не потеряли сознание, то свет факелов должен был давно предупредить их о появлении ирландцев, но тут уж ничего нельзя было поделать. Если им повезет, норманны будут слишком слабы, чтобы оказать сопротивление, и тогда уже будет не важно, предупреждены они или нет.

— Осторожно! За мной, вперед, — сказал он и шагнул к деревьям.

Остальные последовали за ним, изо всех сил стараясь не шуметь, хотя и без особого успеха. Доннел быстро пересек открытое пространство, отделявшее его от густых зарослей, выставив перед собой меч и факел. Ладони у него вновь вспотели, но на сей раз вытереть их он не мог и потому лишь крепче сжал рукоять меча и древко факела.

Подлесок, ведущий к деревьям, был смят, и Доннел не сомневался, что внутри обнаружится нечто вроде поляны, над которой простерли свои ветви могучие дубы, лишив молодую поросль света и остановив ее рост. Он мысленно представил себе, что сейчас увидит: Торгрима и нескольких фин галл, лежащих на сырой земле, укрытой сухими листьями, слепых и глухих ко всему, что происходит вокруг. Ирландцы превосходили норманнов числом. Если стражники будут действовать стремительно, то их противники окажутся связанными по рукам и ногам еще до того, как успеют прийти в себя.

У самых зарослей он остановился, всего только на мгновение. Сделав глубокий вдох, он быстро пробормотал молитву, а потом рванулся вперед через папоротники и деревья, стремясь поскорее оказаться на потайной полянке. Она выглядела в точности так, как он представлял ее себе: открытое место, из земли торчат корни и молодые побеги, листья и земля потревожены и кое-где взрыхлены. Вот только людей здесь не было.

Доннел повел факелом по кругу. Никого. Он видел, где они лежали на земле, как животные, расположившиеся на ночлег. Но сейчас здесь было пусто.

Он прошел на середину поляны, слыша, как остальные идут за ним. Свет факелов заметался по сторонам, освещая самые темные уголки.

— Где же они, Доннел? — спросил Патрик. Он тоже отчетливо видел следы пребывания норманнов.

— Не знаю, — ответил Доннел и поднял голову, всматриваясь в заросли деревьев и пытаясь разглядеть за ними что-либо. — Никто ничего не видит? — обратился он к своим людям. Ответом ему стало неразборчивое ворчание.

— Значит, мои собачки преследовали волка, а? — язвительно осведомился мастер гончих, выйдя вместе с егерями на поляну. В его голосе явственно прозвучало торжество. — Полагаю, они знают свое дело, как и я.

— Знали свое дело, — поправил его Доннел. — Собаки знали свое дело. А теперь они все мертвы.

Старший егерь прищурился, явно готовясь отпустить какое-то нелицеприятное замечание, как вдруг один из стражников громко вскрикнул. Доннелу показалось, что он успел выговорить одно-единственное слово, что-то вроде «Сюда!», а затем ночь словно взорвалась вокруг них.

Глава тридцать шестая

Напрасно надеялись недруги

Сразу со мною расправиться,

Тщетно рубили мечами —

Щит был защитою воину.

Сага о Гисли

Уж такая Харальду выпала дьявольская удача, что он повалился спиной прямо на торчащий из земли корень. Поначалу, правда, это не имело никакого значения. Откровенно говоря, он даже не обратил на него внимания. Тело его, больное, измученное, усталое, пытающееся любыми способами выгнать из себя отраву, провалилось в сон настолько глубокий и крепкий, что казалось, будто он покинул земную юдоль навсегда. И в таком положении он провел несколько часов, приоткрыв рот и разбросав руки в стороны, с корнем, упирающимся ему в спину.

Пока он пребывал в забытьи, желудок его отчаянно сражался с цикутой, и, хотя враг этот был незнакомый и оттого страшный, Харальд был молод и силен, так что в конце концов победа осталась за ним. Не то что бы это был полный и окончательный триумф — он по-прежнему чувствовал себя слабым и разбитым, — но он победил, а цикута начала отступать.

А там и чары сна стали ослабевать и таять, как снежный покров под дождем, а вместе с тем обнажился и корень. Харальд ощутил боль в спине и пошевелился, но от этого ему стало только хуже. Он застонал. Он еще не совсем выздоровел, и тело его запротестовало, вновь требуя сна, но корень, словно чей-то толстый и назойливый палец, продолжал давить ему в спину.

Харальд перекатился на бок, подальше от наглого древесного отростка, и открыл глаза. Вокруг было темно, и он решительно не мог понять, где находится. Он попытался собрать свои утомленные мысли воедино и упорядочить их, вспоминая недавнее прошлое. Пиршество. Кошмарное ночное путешествие по лесу, когда лишь сила воли отца подгоняла его, заставляя передвигать ноги, а сам он страстно мечтал только об одном — упасть на землю и забыться. Он вспомнил все.

Харальд приподнялся на локте. Вокруг на земле лежали его спутники, распростершиеся в самых разных позах, словно павшие на поле брани, и выглядели они как бесформенные груды одежды и шкур. Здесь, под сенью деревьев, царил мрак, и он с трудом различал лишь очертания их тел, зато отчетливо слышал дыхание и видел легкое движение, и потому понял, что выжил не только он один.

«Отец?» — подумал Харальд и огляделся, но ни один из лежащих не походил на Торгрима. Он с трудом сел, но тут же зажмурился и стиснул зубы, ожидая, когда мир вокруг вернется к прежним очертаниям. Самое худшее было уже позади, но даже то незначительное усилие, которое потребовалось ему, чтобы сесть, вызвало головокружение и очередной приступ тошноты. Он ждал, пока желудок его не успокоился, а круговерть перед глазами не остановилась.

102