В ответ Торгрим лишь небрежно отмахнулся. Если бы Арнбьерн сказал, что оставит себе всю его долю в качестве платы за то, что отвезет его домой на своем корабле, он не стал бы возражать при условии, что они отплыли бы завтра.
— Благодарю тебя, Арнбьерн, но вновь повторяю, что в этом нет необходимости. Я пришел узнать насчет твоих планов. Я имею в виду, планов насчет отплытия.
— Я как раз составляю их. Эй там, где этот чертов мед? — Последние слова он выкрикнул, обращаясь к двери, после чего оттуда выскочила перепуганная рабыня с чашей в руках и, расплескивая мед, поспешила с ним кТоргриму.
— Несчастная идиотка! Просто удивления достойно, что на невольничьем рынке за этих ирландцев вообще удается выручить хоть что-либо, проклятые тупицы. Причем вся нация целиком. Так о чем я говорил?
— О своих планах насчет отплытия.
— Да, правильно. Планы насчет отплытия; Корабельные плотники как раз сейчас осматривают «Черный Ворон». Мы поставили его на катки. Пожалуй, кое-где доски наружной обшивки немного подгнили, и они их заменят. Подготовят корабль к морскому переходу. На это у них уйдет неделя или около того, я бы сказал. После чего мы отправимся в путь. Не думаю, что мы задержимся здесь дольше.
Торгрим попытался сохранить невозмутимость, но Арнбьерн был слишком проницателен и потому заметил тень неудовольствия, скользнувшую по его лицу.
— В чем дело? Что тебя беспокоит?
Торгрим сделал большой глоток, и для того, чтобы собраться с мыслями, и чтобы утолить жажду.
— Корабельные плотники, — проговорил он наконец. — Мне хорошо знакома эта порода. Они не угомонятся, пока не обнаружат гнилое пятнышко, а потом станут находить еще и еще. И вскоре они разберут корабль до последней мелкой заклепки, а тебе придется продать свои земли, чтобы расплатиться с ними. Гнилое дерево для них — все равно что чистое золото, и они соберут его до последней унции.
Арнбьерн кивнул.
— Еще бы! Но я знаю об этом. Найти честного корабельного плотника — то же самое, что найти трезвого мужчину в медовом зале. Но без ремонта, боюсь, «Черный Ворон» развалится на полпути домой, а вплавь мы после этого не доберемся. Во всяком случае, я поставил надзирать за работой одного из своих лучших людей.
Торгрим кивнул и вновь сделал долгий глоток. Он не хотел ставить Арнбьерна в неловкое положение, спрашивая, кто же именно присматривает за работой корабельных дел мастеров, поскольку был уверен, что такого человека просто нет. Последовало неловкое молчание, и, чтобы нарушить его, Арнбьерн поинтересовался, как у него с Харальдом идут дела. Еще несколько минут они разговаривали обо всяких пустяках, после чего Торгрим счел за благо удалиться.
Он вышел из комнат Арнбьерна во двор, окунувшись в дыхание океанского ветра, который принес с собой запахи повседневной жизни, но чувство отчаяния, охватившее его после только что состоявшегося разговора, не проходило. Арнбьерн сказал две важных вещи. Две вещи, которые причиняли ему саднящую боль, словно рана в боку.
Первой проблемой были корабельные плотники. Чрезвычайно редко случалось так, чтобы их работа не растягивалась на долгие недели, а если ремонт оказывался действительно не — обходимым, то дела шли еще хуже. Арнбьерну или его человеку придется все время быть начеку, чтобы «Черный Ворон» не застрял на берегу на целые месяцы, но Торгрим сомневался в том, что Арнбьерн окажется настолько требовательным или что у него вообще есть человек для такой задачи.
Торгрим хотел было предложить собственную кандидатуру, но к этому моменту он успел достаточно хорошо изучить Арнбьерна, чтобы знать: его предложение будет принято с деланной благодарностью и тут же забыто. Арнбьерн понимает, что уже дал Торгриму козыри против себя, и потому не пожелает оказаться перед ним в еще большем долгу.
Второй занозой стало замечание о том, что он не думает, будто они здесь задержатся. Человек, искренне настроенный вернуться домой, никогда не сказал бы ничего подобного. Никогда. Собственно говоря, это были слова человека, ищущего повод не делать этого.
На обратном пути Торгрим вновь миновал рынок, ту его часть, где располагались лавки столяров, торговцев гребнями и щетками для волос собственного изготовления, а также ювелирные мастерские, после чего вышел на берег реки. «Черный Ворон» виднелся на берегу неподалеку от того места, где они пришвартовали его. Он стоял на деревянных катках, подпираемый с обоих бортов распорками, и сохранял строго вертикальное положение. Часть досок палубного настила уже сняли и сложили неподалеку, чтобы корабельные плотники могли добраться до внутренней обшивки. Вскоре они начнут простукивать и прощупывать дубовые доски, выдирать прогнившие, словно больные зубы. Стоит им только начать, и кто знает, когда они остановятся?
Но сейчас на борту корабля не было заметно никакой деятельности, вообще не было видно ни души, так что сам собой напрашивался вопрос: а приступили ли они уже к выполнению своей сложной задачи?
Торгрим повернулся и с чем-то очень похожим на тяжелый вздох направился по дощатой дороге в обратный путь к дому Йокула. Он подумал было завернуть в медовый зал, напиться до беспамятства, быть может, затеять с кем-нибудь шумную драку, но тут же понял, что развлечения молодости уже утратили для него былую притягательность. Пожалуй, лучше засесть точить мечи вместе со Старри Бессмертным.
Когда Торгрим подошел к дому, из кузнечного горна Йокула валил дым, но ни во дворе, ни снаружи никого видно не было. Точильный камень застыл в неподвижности, а на том месте, где недавно восседал Старри, лежал клинок. Странно. Торгрим вошел в узкий проход в изгороди и зашагал по выложенной расколотыми бревнами тропинке. Из дома до него донеслись негромкие и взволнованные голоса.