Викинги. Ирландская сага - Страница 56

Войдя, он обнаружил, что все обитатели дома собрались в большой комнате у очага — Йокул, Альмаита и остальные. Он шагнул через порог, и Старри первым заметил его.

— Торгрим! Сюда, сюда, скорее! — Берсерк, казалось, даже пританцовывал от нетерпения, не зная, куда девать руки, которые порхали, словно бабочки. — Мы ждали тебя!

Торгрим прошел на середину комнаты. У очага сидел Харальд. Он улыбался, но на лице его отражались еще и смятение, и шок, как если бы он получил сильный удар в голову. Рядом с ним сидел человек, похожий на одного из Христовых людей, этих христианских священников. Но тут человек поднял голову, и Торгрим увидел, что никакой это не священник и даже не мужчина. Это оказалась молодая женщина с роскошной копной каштановых волос и карими глазами, сверкавшими, словно лучик солнца на отточенной стали. Ее белозубая улыбка казалась деланно скромной и застенчивой. Она была прекрасна. У Торгрима упало сердце, а в животе образовался холодный комок. Он понятия не имел, кто она такая и что ей здесь понадобилось, но точно понял, что покинуть Ирландию теперь будет сложнее, чем когда-либо.

Глава двадцатая

Но встретит судьбы удары

Тополь сражений стойко,

Слез не прольет он, о бедная

Липа огня проливов.

Сага о Гисли

Только через два дня после прибытия в Дуб-Линн, через два дня после встречи с Харальдом, после сумбурного знакомства с фин галл, с которыми он жил, а также с ирландкой Альмаитой, которой Бригит очень удивилась, — она смогла наконец приступить к осуществлению своих планов. Первый шаг был совсем крохотным и пустячным, она словно бы передвинула пешку на одну клетку, что не принесло ей особого утешения. Но все-таки это было начало.

Она сидела в большой, богато оставленной комнате в лучшем здании, которое ей до сих пор довелось видеть в Дуб-Линне, не хуже любого из тех, что она оставила в Таре, но выстроенном в норманнском стиле из распиленных бревен, совсем не так, как это сделали бы ирландцы. Бригит не сводила глаз с Харальда, который разговаривал с мужчиной много старше его. Она попросила юношу отвести себя к кому-нибудь, кто пользовался бы влиянием и властью у фин галл. Харальд выполнил ее просьбу, и этот человек действительно был похож на того, с кем она хотела бы поговорить. Но Бригит не знала, кто он такой.

Мужчины общались на хриплом и грубом норманнском наречии, и Бригит не понимала ни слова. Однако то, как ерзал Харальд в ответ на реплики своего собеседника, то, как он встречал его взгляд, или смотрел в пол, или принимался заламывать руки, — все это говорило ей о многом. Альмаита тоже была здесь и служила толмачом, но Бригит вовсе не была уверена в том, что может положиться на нее.

Она остро ощущала собственное бессилие, как если бы события превратились в тяжело нагруженную телегу, которая разогналась слишком сильно, катясь под гору. За то недолгое время, что она провела в Дуб-Линне, с учетом непреодолимого языкового барьера, она не успела выяснить, кто действительно пользуется авторитетом и властью у фин галл, а кто лишь думает, что пользуется. И потому ей приходилось полагаться на Харальда и Альмаиту, что не добавляло ей уверенности в себе.

В этой богатой комнате, перед жарким пламенем, пылавшим в очаге и разгонявшим сырость, она рассказала человеку, к которому привел ее Харальд, о том, кто она такая. Альмаита переводила ее слова на норманнское наречие, а Харальд тряс головой, словно собака, которую хозяин почесывает за ушами. А человек слушал, и слушал очень внимательно, что было хорошо. Но она по-прежнему не знала, кто он такой.

«Быть может, это и есть Торгрим Ночной Волк?» — спросила себя Бригит. Альмаита сказала ей, как его зовут, но сегодня она услышала столько самых разных имен, что начала путаться в них, а переспрашивать не стала, чтобы не выглядеть глупой. Ей казалось, будто она уже встречалась с Торгри- мом, но она не была в этом уверена, поскольку не всегда могла отличить одного фин галл от другого.

Бригит надеялась, что человек, с которым она разговаривает, и есть Торгрим. Она много раз слышала, как его имя упоминалось по всякому поводу, и он, похоже, внушал окружающим огромное уважение.

«Нет, так можно сойти с ума!» — решила она и едва не вскрикнула от отчаяния. Сейчас речь шла о ее судьбе, о ее жизни, тогда как сама она не понимала ни слова из того, что говорилось.

Она провела в Дуб-Линне уже два дня. Минуло целых два дня с тех пор, как они с Финнианом протолкались сквозь толпу, стекавшуюся в город со всех окрестностей. Попасть сюда оказалось куда легче, чем она смела надеяться.

Дорога в Дуб-Линн из Тары заняла четыре дня. Те три бандита, которых они встретили, те самые, которых Финниан каким-то образом умудрился прогнать, стали самым неприятным переживанием за все время пути. В ту ночь, как и в последующие, они легко находили крестьян, которые охотно предлагали им ночлег в своих жалких хижинах, грязных и тесных, пропахших потом, кашей и домашней скотиной, но тем не менее теплых, сухих и гостеприимных. Их хозяева жаждали получить благословение за помощь двум странствующим священникам и предлагали им еду, отец Финниан давал взамен отпущение грехов, и все оставались довольны.

Они с Финнианом поняли, что приближаются к Дуб-Линну, задолго до того, как увидели высокую земляную насыпь, окружавшую крепость, и частокол на ее вершине. На дороге становилось все теснее от тачек, повозок и стад домашних животных, которых местные жители гнали на самый большой рынок в этой части страны, да и вообще во всей Ирландии. Узкие, изрытые колеями тропинки вливались в главную дорогу подобно притокам, питающим широкую полноводную реку. Повозки, груженые пшеницей, рожью, визжащими свиньями, квохчущими курами, стада коров и овец стекались с окрестных ферм, расположенных в одном-двух днях пути от форта, и направлялись на огромный открытый рынок.