Викинги. Ирландская сага - Страница 64

— Клянусь всеми богами, я уже не мальчишка! И не смей называть меня так! Мне представился случай, которым стоит воспользоваться! А ты никогда на это не согласился бы. Я уже достаточно взрослый, чтобы понимать это. Вот я и отправился к тому, кто готов рискнуть! К тому, кто командует людьми и кораблем, чего у тебя нет и в помине!

Последние слова попали в цель. Торгрим почувствовал себя уязвленным. Но, как и в драке голыми руками или с оружием, его уже было не остановить.

— Если ты уже не мальчишка, то тогда ты взрослый дурак! Арнбьерн должен был вернуть нас домой, а теперь ты отвлек его своими ирландскими выдумками! Или ты думаешь, что мы чего-либо добьемся, если останемся торчать и дальше в этой проклятой всеми богами дыре? Неужели ты не понимаешь: то, что ты сделал, надолго отложило наше возвращение домой?

— Это ты хочешь вернуться домой! Ты, а не я! Ты хоть раз спросил меня, а хочу ли я поехать с тобой? Хочу ли я вернуться на эту забытую Одином ферму, к твоим вонючим овцам? А? Спросил? Мой дед предпочел остаться здесь, и я намерен последовать его примеру!

От неожиданности Торгрим опешил и отступил на шаг, покачав головой.

— Остаться здесь? Но почему… из-за чего ты хочешь остаться? — Однако он уже и сам знал ответ.

— Бригит. Она хочет, чтобы я остался. Она любит меня. А я люблю ее.

Несмотря ни на что, Торгрим расхохотался. Харальд сейчас сказал именно то, что в полной мере продемонстрировало, каким наивным мальчишкой он был и остается, не имея ни малейшего понятия о сложностях большого мира.

— Любит тебя? Она любит тебя так, как мясник любит свиней, откармливая их на убой. Не знаю, что между вами было и что вообще произошло ранее, но любому дураку ясно, что она просто использует тебя. Ты — пешка, всего лишь маленькая пешка в той игре, которую она затеяла.

— Пешка, говоришь? Откуда тебе знать? Ты ведь даже не знаешь ее языка. А вот я знаю, и это правда, отец. Она намерена вернуть себе трон Тары, который принадлежит ей по праву, и она хочет, чтобы я правил вместе с нею. Рядом. Я стану здешним королем.

И вновь Торгрим не удержался от хохота.

— Клянусь всеми богами, отец, не смейся надо мной! Я не потерплю этого.

В бурном море потрясений, которые ему довелось испытать сегодня, это стало самым сильным, и оно основательно сбило Торгрима с курса. Когда же самообладание вернулось к нему, голос его напоминал рык раненого медведя:

— Ты — дурак! Я воспитал полного идиота!

Харальд шагнул к нему, и тон его голоса очень походил на отцовский, разве что чуть повыше тембром, когда он, словно кинжал, вперил в него обвиняющий перст:

— Не смей называть меня дураком.

Рука Торгрима метнулась вперед, словно нанося колющий удар в битве, и его открытая ладонь хлестнула Харальда по щеке. Молодого человека отбросило в сторону, он согнулся едва ли не пополам, но не дрогнул. Пощечина не заставила его отступить. Он выпрямился, и в сгущающихся сумерках Торгрим разглядел ярко-красный отпечаток на лице сына там, куда пришелся удар.

— Не смей называть меня дураком, — с вызовом повторил Харальд.

Рука Торгрима вновь метнулась вперед, но на этот раз Харальд был готов ко встрече. Его ладонь двигалась столь стремительно, что Торгрим даже не успел разглядеть ее. Железные пальцы сына перехватили запястье Торгрима, и они застыли друг напротив друга. Лица их разделяли несколько дюймов, они неотрывно глядели в глаза друг другу, напрягая мышцы так, что оба, и взрослый мужчина, и юноша, дрожали от напряжения.

Торгрим видел ярость в глазах Харальда, чего никогда не замечал там ранее, и в груди отца разразилась буря эмоций: гнев, жалость, страх. Вот только ничего этого в глазах Харальда не было. Там клокотала чистая, незамутненная животная ярость.

Казалось, они простояли так целую вечность, стремясь одолеть друг друга. Торгрим чувствовал, как заныла, грозя вновь открыться, рана в боку. Он ожидал, что рука сына согнется под его напором, как только он применит всю свою силу, но этого не случилось, и Торгрим впервые понял, что сын, оказывается, силен по-настоящему. Выходит, недаром его прозвали Харальд Крепкая Рука…

И тогда Харальд, вне себя от гнева, отвел левую руку назад, готовясь нанести апперкот. Торгрим уловил этот миг, когда внимание сына рассеялось, и понял, что, победил. Он действовал инстинктивно, тело отреагировало само, без вмешательства разума; он даже не отдавал себе отчета в том, что делает. Он согнул руку в запястье, разрывая захват Харальда и, продолжая движение, нанес сыну сокрушительный удар в висок.

На этот раз тот покачнулся, отступил сначала на два, а потом и на три шага, прижав ладонь к лицу. Торгрим уронил руки вдоль тела. Сейчас он испытывал лишь жалость и чувство вины. «Как же мы дошли до такого, мальчик мой?»

— Клянусь Тором и Одином, сынок, мне очень жаль, — сказал он.

Руки его так и остались висеть вдоль тела. Он надеялся, что Харальд ударит его в ответ, хотя и понимал, что не может рассчитывать на столь легкое искупление.

Харальд не тронул его и пальцем. Он тоже уронил руки вдоль тела, отвел взгляд от лица Торгрима, развернулся и зашагал прочь, обратно к дороге. АТоргрим стоял и смотрел ему вслед. Он хотел сказать что-нибудь, окликнуть сына, но язык у него словно прирос к гортани. Он надеялся, что Харальд одумается и вернется, но понимал, что надежда эта тщетна. Так оно и случилось.

Торгрим повернулся к реке, подставляя лицо соленому морскому ветру, и заплакал.

Глава двадцать третья

Нет мне нынче покоя: